Грустный ослик с надписью "Доколе?"
Jul. 4th, 2013 06:50 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
elkekOriginally posted by ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
miriana at Грустный ослик с надписью "Доколе?"
miriana at Грустный ослик с надписью "Доколе?"Начало этой истории мне рассказал мой младший сын, который проходит сейчас тиронут (курс молодого бойца) в очень суровых частях в знойном и пыльном Негеве. Продолжение я узнала... Ну, в общем-то, сложно объяснить, откуда. Дело в том, что и я сама невероятным образом оказалась замешанной в этой истории, и не только в роли почти уже окончательно свихнувшейся "аидише мамаши", аж три недели не видевшей своего кровиночку, но и в качестве непосредственной участницы, даже, похоже, сыгравшей решающую роль, - ну, так получилось… Пока все звучит очень запутанно, но сейчас увидите, как это раскрутится.
О том, как эти самые кровиночки, малыши, мизинклы иногда вдруг чудесным образом преображаются в суровых вооруженных мачо, мне вряд ли стоит рассказывать - это известно на собственном опыте многим израильским мамам. Ну, и о том, как это пережить, тоже рассказывать не надо, это познается только на опыте. В общем, перейдем к сути.
В пятницу утром, когда курица уже была вынута из морозилки, расписание поездов Беэр-Шева-Хайфа, давно выученное мною наизусть, на всякий случай еще раз проверено – а вдруг внезапно изобрели очень-очень скорый поезд, и он способен одолеть это расстояние в два раза быстрее? - короче, когда осталось только дождаться, когда этот самый экспресс Беэр-Шева-Хайфа, промчавшись через всю страну, доставит мне моего ребенка, - вдруг раздался звонок.
- Мама, - сказал Эран, - нас задерживают на базе на пять часов.
- Что?! Как?! Почему?! - залепетала я растерянно.
- Ничего не случилось, - терпеливо, тоном взрослого, успокаивающего младенца, или же психиатра, привыкшего ко всякому, продолжил сын. - Я просто приеду на пять часов позже. Нас задержали.
- Но почему?!
- Ну, понимаешь, в армии все очень сложно. Я потом объясню, - и разговор прервался.
Я прикинула, выполнен ли уже мой недельный план по звонкам его командиру, поняла, что давно перевыполнен годовой, и, покорившись судьбе, побрела на кухню.
Он приехал не на пять, а всего на три часа позже, и вечером за субботним столом, сидя между мной и своей подружкой Ади, посередине процесса, который Ади называет "пинат литуф", - что означает на иврите такой уголок в зоопарке, где детям дают погладить всяких мелких зверюшек, типа кроликов и козликов, и они их, бедных, со всех сторон очень интенсивно наглаживают, а в данный момент «кроликом» меж двух огней был Эран,- все-таки рассказал о том, что там случилось.
- Представьте себе пустыню, - повествовал он, и я ее живо представила, потому что не так давно была у него на базе на "родительском дне", который, по замыслу армии, должен был меня успокоить, а на деле сыграл прямо противоположную роль. - Ну, пыль, песок, жара, бедуины, вокруг бродят ослы... И вышка, на ней дежурный. И вот этот дежурный видит, как мимо тихо так и спокойно проходит осел. Грустный такой ослик... И на этом ослике написано: "Ад матай?" ("Доколе?" - иврит). ...Ну, короче, командир объявил, что пока тот, кто это написал, не придет к нему и не признается, никого домой не отпустят.
- Да уж... А кто это сделал? – поинтересовалась Ади.
- Понятия не имею.
- Вас же отпустили через три часа, то есть раньше крайнего срока.
- Да.
- То есть, получается, что кто-то сознался?
- Наверно. Я не узнавал, я просто хотел уже уехать домой.
- А какого цвета был осел? – тихо спросила я, почему-то держась за сердце, да нет же, оно у меня вроде здоровое…
- Не помню. Белого, вроде, во всяком случае, светлого, надпись на нем была темно-коричневая, или даже черная, очень четкая. А это важно?
- В таком случае я знаю, кто это сделал... - тихо сказала я.
- Да? Откуда же ты можешь это знать?
- Я знаю, кто это сделал, - повторила я.
- И кто же?
Я посмотрела на заинтригованных детей и спокойно ответила:
- Это сделала я.
- Ааа... Ну конечно, как я не догадался, тебе надо было меня задержать, потому что у тебя курица не была готова, - весело произнес сын, и застольная беседа, состоящая из армейских баек, прерываемых кстати и некстати тревожными вопросами: "А коленка у тебя больше не болит? А кремом от солнца ты пользуешься?", - потекла дальше своим чередом.
И пусть они мне не поверили, но, поскольку это сделала я, то я точно знаю, что именно произошло…
***
- Мама, а почему ты сказала, что это ты написала на осле "Ад матай"? - спросил меня сын следующим вечером.
И тут я чего-то испугалась. Да, это сделала я, но я больше не хотела признаваться в содеянном, я попыталась забрать свое уже сделанное признание обратно, превратить его в шутку, запутать следствие… Нет, я не сделала ничего плохого, конечно, но я не люблю быть в центре внимания, а, сами понимаете, если все узнают…
- Ну, видишь ли, когда я услышала про белого ослика, да еще с такой надписью...
- А, ну да, знаю я эту твою любимую каббалу: осел - "хамор", а материальная действительность - "хомер", и поэтому Машиах будет сидеть верхом на белом осле.
- Все правильно. Именно поэтому. У меня сразу возникла ассоциация...
- Да. Я так и понял. Потому что ассоциация. И еще потому, что это и на самом деле ты написала.
Ну, вот что теперь делать? Попробовать отшутиться?
- Конечно, ты и сам догадался, у меня курица была не готова...
- Да ладно. Я узнал твой почерк.
- Почерк, говоришь? Это почерк всех матерей ребят из вашей дивизии! Всех матерей солдат ЦАХАЛа! И всех их отцов. И всех вообще, ты слышишь, всех нас! Доколе нам по утрам в воскресенье отправлять вас обратно в армию! Доколе школьники будут вынимать из почтового ящика первые повестки из военкомата! Доколе стране придется воевать!
- Ад матай?! - донесся тоненький голосок из комнаты сына, и мы быстро направились туда, чтобы взглянуть на экран компьютера, который только что включила Ади. Она читала новости... Нет, ничего особенного. Обычные израильские новости обычного вечера субботы…
***
Наутро в воскресенье, оставшись одна, я все же позвонила в очередной раз командиру Эрана. Я только хотела еще раз ему напомнить, что у сына болит коленка и... ну, в общем, понятно. Командир по имени Дан, как всегда, проявил чудеса терпения по отношению ко мне. Мы с ним вообще отлично ладим. Подозреваю, что у него висит на стене памятка, сделанная главным армейским психиатром, под заголовком «Как вывести пациентку из истерики (рекомендуемые ответы на телефонные звонки солдатских матерей)», и он ей скрупулезно следует. Поэтому беседа прошла как всегда в радостных и оптимистичных тонах. Но под конец мы с ним вдруг сказали почти одновременно:
- Извини меня, пожалуйста, за то, что я сделала эту надпись на осле, и тебе пришлось задержать солдат...
- Извини меня, пожалуйста, за то, что я задержал твоего сына на целых три часа, притом, что это я сам сделал эту надпись на осле...
Потом мы помолчали. Тоже одновременно.
Потом Дан произнес мягко:
- Давай сделаем так. Сначала ты мне расскажешь, как ты это сделала, а потом я тебе расскажу, как это сделал я.
- Хорошо. Как я это сделала… Ну, очень просто. Я читала фейсбук. А у меня в фейсбуке все ждут Машиаха…
- Ну, у меня, положим, тоже, но никто из моих друзей пока что не смог вмешаться в реальность.
- Да нам и вмешиваться особенно не пришлось…
И я рассказала ему, как все произошло. О том, как я увидела картинку-коллаж, где была Стена Плача, а за ней возвышался Третий Храм. Как сохранила себе эту картинку, нашла в гугле фотографию белого ослика, открыла фотошоп и потратила часа два, чтобы вписать его в сюжет. Это было непросто, тем более, что я за это время раз десять, наверно, проверила свой телефон – а вдруг он испортился, или сам собой случайно отключился звук? Вот сейчас оживлю экран, а там хорошие новости! …Шла третья неделя такой особенной части "тиронута", когда связи с сыном не было несколько дней подряд.
- В общем, кто-то написал в комментарии под этой картинкой: «Ад матай?» - и я скопировала эту надпись и перенесла на ослика на картинке…
- Молодец! – перебил меня мой собеседник. – Все ясно. Ты написала на картинке на осле «Ад матай». В фотошопе. Я все правильно говорю? – я так и не поняла, был ли в его голосе оттенок иронии.
- Ну да. Я написала на белом ослике «Ад матай».
- Но как этот самый твой ослик из фотошопа забрел к нам на базу, черт побери!.. Извини…
- Я не знаю. Я только знаю, что я написала «Ад матай». На белом осле.
***
- Это я виноват, - повторил человек средних лет, в гражданской пропыленной одежде, сидевший напротив командира.
Дан устало смотрел на своего собеседника, который, оказавшись вдруг сидящим на стуле напротив, пробудил его своей репликой ото сна, застигшего командира прямо за рабочим столом. А между тем, ему снилось, как он только что поставил наконец точку под закорючкой вопросительного знака, отложил кисть, а белый холст почему-то медленно побрел от него прочь…
За стенами палатки нетерпеливо ждали сотни его молодых подчиненных, а дома каждого из них еще более нетерпеливо ждали родители. Он сам уже на протяжении почти трех часов раскаивался в своем решении держать их накануне субботы лишних пять часов на базе.
- Это я, а не они. Отпусти ребят.
- Но кто ты такой?
- Я же тебе говорю, - я тот, из-за кого на осле написано "Доколе?"
- Ты отец кого-то из солдат? Как ты попал на базу? - продолжал устало допрашивать Дан своего странного собеседника. Тот был одет в шорты и футболку, на голове его была небольшая вязаная кипа, - командир мог бы поклясться, что пять минут назад ее не было, впрочем, он, скорее всего, просто не заметил.
- Ну, пусть так. Пусть. Я отец одного из солдат. Как прикажешь...
- Кого именно? И как ты прошел на базу? - настаивал Дан.
- Не волнуйся, я не обходил охрану. Охраняют твою базу очень хорошо. Я же говорю, они не виноваты. Никто из них не виноват. Виноват только я один. Поэтому я и здесь, и прошу тебя: отпусти их.
Командир протер глаза, потому что понял, что на голове его собеседника по крайней мере на протяжении последних двух минут красуется панама болотного цвета, а обут он в немодные сандалии - кажется, много лет назад они назывались "танахийот".
Он зажмурился, потом открыл глаза, и перед его взором предстало именно то, что он только что для пробы визуализировал: его визави на этот раз был одет в полный прикид обитателя иерусалимского района Меа Шеарим.
- Ну, ты же понял правила игры, да? - спросил он, заправляя пейсы за уши. Потом снял шляпу, под которой оказалась большая черная кипа, и продолжил: - я буду выглядеть так, как ты захочешь. Все, что захочешь. Только отпусти ребят. Я и так уже очень виноват перед ними. И не только перед ними...
Внезапно у командира в глазах вспыхнула отчаянная, огромная надежда. Он уставился на собеседника, потом вскочил и стукнул кулаком по столу:
- Так какого черта! Почему ты медлишь, черт тебя побери! У меня огромный минус в банке, мой брат три месяца не может найти работу и, кажется, собирает документы в Канаду, а мой отец неизлечимо болен!
- Отпусти солдат в отпуск, - тихо повторил его собеседник. - Надеюсь, ты понял, что они не виноваты.
- Конечно, они не виноваты. Потому что это я написал на осле "Ад матай"! И это обращено к тебе, черт побери!
- Ты их отпустишь? - настаивал сидящий напротив него человек, и командир, протирая глаза, в которые, кажется, попал песок, уже и не пытался уточнить, как именно тот выглядит в данный момент. Он отвернулся, чтобы взять телефон, и через минуту, вновь обернувшись к выходу из палатки, ничуть не удивился тому, что в ней, кроме него, никого нет.
- Все свободны, - сказал он в телефон. - Никто из них не виноват. Да нет, никто не сознался. Это я сознаюсь: я сам написал на осле "Ад матай". Да, я. Потом объясню. В общем, через пять минут чтобы на базе никого, кроме дежурных, не было…
Командир отключил телефон, закрыл глаза и прошептал: "Ад матай?..".
***
Человек сидел на земле, вытянув ноги, прислонившись спиной к дереву с мелкой колючей листвой. Место его отдыха располагалось на холме. Он видел перед собой песчаную пустыню и невысокие горы на горизонте. Он находился здесь уже пару часов. Он не торопился, ему нужно было принять решение. Он обдумывал разговор, в котором участвовал сегодня утром. Рядом с ним стояла бутылка от кока-колы с потрепанной этикеткой и облупившейся пробкой. В этой емкости, заполненной наполовину, была вода, набранная из-под крана на ближайшей военной базе. Иногда он отпивал глоток и тщательно завинчивал пробку обратно. Время от времени он закрывал глаза, и, когда открывал их снова, пейзаж менялся.
Человек, сидевшей на холме среди песчаной пустыни, достал из кармана телефон. Связь была плохая, но страница фейсбука в конце концов появилась на экране. Но еще раньше, чем это произошло, пока аппарат с трудом искал сеть, внимание его хозяина отвлекло нечто, происходящее за пределами экрана.
Краем глаза он уловил вокруг движение. Справа и слева. И понял, что это не ветер.
Он выпрямился на вершине своего холма, наблюдая невероятную картину. Вокруг со всех сторон, от линии горизонта, к нему двигались ослы.
В Негеве бродит много бедуинских ослов, в том числе и без присмотра. Но эти не бродили. Эти целенаправленно шли. Они направлялись к одной точке в центре круга, и этой точкой посередине Вселенной был он.
У всех ослов на боку были видны нанесенные темной краской буквы.
«Нет, нет», - думал человек, в отчаянии глядя на приближающиеся к нему ожившие немые упреки, которые медленно сжимали кольцо. – «Я знаю, что все думают, что пора. Но пока еще… Еще не…»
Он опустил голову в отчаянии, и его взгляд упал на экран телефона.
...Ну, так совпало, что именно за пару секунд до этого я решилась поделиться наконец с миром своим созданным в фотошопе шедевром.
Как я оказалась в его ленте? Я думаю, что он был на меня подписан. И на вас тоже. Да, и на вас…
Короче, в этот момент на экране он увидел то же самое, что происходило вокруг него. Он увидел еще одного - моего - ослика с надписью "ад матай?".
И еще он увидел Храм.
И тогда он спустился с холма и сел на оказавшегося ближе всех ослепительно белого ослика.
Он медленно направился на север, возглавив караван, и остальное стадо потянулось за ним следом. Сгущались сумерки, поэтому невозможно было заметить, когда и каким именно образом исчезли с боков каждого из ослов уже ненужные надписи «Доколе?», большие и маленькие, каллиграфические и небрежные, сделанные разными почерками, темно-коричневой и черной краской…
О том, как эти самые кровиночки, малыши, мизинклы иногда вдруг чудесным образом преображаются в суровых вооруженных мачо, мне вряд ли стоит рассказывать - это известно на собственном опыте многим израильским мамам. Ну, и о том, как это пережить, тоже рассказывать не надо, это познается только на опыте. В общем, перейдем к сути.
В пятницу утром, когда курица уже была вынута из морозилки, расписание поездов Беэр-Шева-Хайфа, давно выученное мною наизусть, на всякий случай еще раз проверено – а вдруг внезапно изобрели очень-очень скорый поезд, и он способен одолеть это расстояние в два раза быстрее? - короче, когда осталось только дождаться, когда этот самый экспресс Беэр-Шева-Хайфа, промчавшись через всю страну, доставит мне моего ребенка, - вдруг раздался звонок.
- Мама, - сказал Эран, - нас задерживают на базе на пять часов.
- Что?! Как?! Почему?! - залепетала я растерянно.
- Ничего не случилось, - терпеливо, тоном взрослого, успокаивающего младенца, или же психиатра, привыкшего ко всякому, продолжил сын. - Я просто приеду на пять часов позже. Нас задержали.
- Но почему?!
- Ну, понимаешь, в армии все очень сложно. Я потом объясню, - и разговор прервался.
Я прикинула, выполнен ли уже мой недельный план по звонкам его командиру, поняла, что давно перевыполнен годовой, и, покорившись судьбе, побрела на кухню.
Он приехал не на пять, а всего на три часа позже, и вечером за субботним столом, сидя между мной и своей подружкой Ади, посередине процесса, который Ади называет "пинат литуф", - что означает на иврите такой уголок в зоопарке, где детям дают погладить всяких мелких зверюшек, типа кроликов и козликов, и они их, бедных, со всех сторон очень интенсивно наглаживают, а в данный момент «кроликом» меж двух огней был Эран,- все-таки рассказал о том, что там случилось.
- Представьте себе пустыню, - повествовал он, и я ее живо представила, потому что не так давно была у него на базе на "родительском дне", который, по замыслу армии, должен был меня успокоить, а на деле сыграл прямо противоположную роль. - Ну, пыль, песок, жара, бедуины, вокруг бродят ослы... И вышка, на ней дежурный. И вот этот дежурный видит, как мимо тихо так и спокойно проходит осел. Грустный такой ослик... И на этом ослике написано: "Ад матай?" ("Доколе?" - иврит). ...Ну, короче, командир объявил, что пока тот, кто это написал, не придет к нему и не признается, никого домой не отпустят.
- Да уж... А кто это сделал? – поинтересовалась Ади.
- Понятия не имею.
- Вас же отпустили через три часа, то есть раньше крайнего срока.
- Да.
- То есть, получается, что кто-то сознался?
- Наверно. Я не узнавал, я просто хотел уже уехать домой.
- А какого цвета был осел? – тихо спросила я, почему-то держась за сердце, да нет же, оно у меня вроде здоровое…
- Не помню. Белого, вроде, во всяком случае, светлого, надпись на нем была темно-коричневая, или даже черная, очень четкая. А это важно?
- В таком случае я знаю, кто это сделал... - тихо сказала я.
- Да? Откуда же ты можешь это знать?
- Я знаю, кто это сделал, - повторила я.
- И кто же?
Я посмотрела на заинтригованных детей и спокойно ответила:
- Это сделала я.
- Ааа... Ну конечно, как я не догадался, тебе надо было меня задержать, потому что у тебя курица не была готова, - весело произнес сын, и застольная беседа, состоящая из армейских баек, прерываемых кстати и некстати тревожными вопросами: "А коленка у тебя больше не болит? А кремом от солнца ты пользуешься?", - потекла дальше своим чередом.
И пусть они мне не поверили, но, поскольку это сделала я, то я точно знаю, что именно произошло…
***
- Мама, а почему ты сказала, что это ты написала на осле "Ад матай"? - спросил меня сын следующим вечером.
И тут я чего-то испугалась. Да, это сделала я, но я больше не хотела признаваться в содеянном, я попыталась забрать свое уже сделанное признание обратно, превратить его в шутку, запутать следствие… Нет, я не сделала ничего плохого, конечно, но я не люблю быть в центре внимания, а, сами понимаете, если все узнают…
- Ну, видишь ли, когда я услышала про белого ослика, да еще с такой надписью...
- А, ну да, знаю я эту твою любимую каббалу: осел - "хамор", а материальная действительность - "хомер", и поэтому Машиах будет сидеть верхом на белом осле.
- Все правильно. Именно поэтому. У меня сразу возникла ассоциация...
- Да. Я так и понял. Потому что ассоциация. И еще потому, что это и на самом деле ты написала.
Ну, вот что теперь делать? Попробовать отшутиться?
- Конечно, ты и сам догадался, у меня курица была не готова...
- Да ладно. Я узнал твой почерк.
- Почерк, говоришь? Это почерк всех матерей ребят из вашей дивизии! Всех матерей солдат ЦАХАЛа! И всех их отцов. И всех вообще, ты слышишь, всех нас! Доколе нам по утрам в воскресенье отправлять вас обратно в армию! Доколе школьники будут вынимать из почтового ящика первые повестки из военкомата! Доколе стране придется воевать!
- Ад матай?! - донесся тоненький голосок из комнаты сына, и мы быстро направились туда, чтобы взглянуть на экран компьютера, который только что включила Ади. Она читала новости... Нет, ничего особенного. Обычные израильские новости обычного вечера субботы…
***
Наутро в воскресенье, оставшись одна, я все же позвонила в очередной раз командиру Эрана. Я только хотела еще раз ему напомнить, что у сына болит коленка и... ну, в общем, понятно. Командир по имени Дан, как всегда, проявил чудеса терпения по отношению ко мне. Мы с ним вообще отлично ладим. Подозреваю, что у него висит на стене памятка, сделанная главным армейским психиатром, под заголовком «Как вывести пациентку из истерики (рекомендуемые ответы на телефонные звонки солдатских матерей)», и он ей скрупулезно следует. Поэтому беседа прошла как всегда в радостных и оптимистичных тонах. Но под конец мы с ним вдруг сказали почти одновременно:
- Извини меня, пожалуйста, за то, что я сделала эту надпись на осле, и тебе пришлось задержать солдат...
- Извини меня, пожалуйста, за то, что я задержал твоего сына на целых три часа, притом, что это я сам сделал эту надпись на осле...
Потом мы помолчали. Тоже одновременно.
Потом Дан произнес мягко:
- Давай сделаем так. Сначала ты мне расскажешь, как ты это сделала, а потом я тебе расскажу, как это сделал я.
- Хорошо. Как я это сделала… Ну, очень просто. Я читала фейсбук. А у меня в фейсбуке все ждут Машиаха…
- Ну, у меня, положим, тоже, но никто из моих друзей пока что не смог вмешаться в реальность.
- Да нам и вмешиваться особенно не пришлось…
И я рассказала ему, как все произошло. О том, как я увидела картинку-коллаж, где была Стена Плача, а за ней возвышался Третий Храм. Как сохранила себе эту картинку, нашла в гугле фотографию белого ослика, открыла фотошоп и потратила часа два, чтобы вписать его в сюжет. Это было непросто, тем более, что я за это время раз десять, наверно, проверила свой телефон – а вдруг он испортился, или сам собой случайно отключился звук? Вот сейчас оживлю экран, а там хорошие новости! …Шла третья неделя такой особенной части "тиронута", когда связи с сыном не было несколько дней подряд.
- В общем, кто-то написал в комментарии под этой картинкой: «Ад матай?» - и я скопировала эту надпись и перенесла на ослика на картинке…
- Молодец! – перебил меня мой собеседник. – Все ясно. Ты написала на картинке на осле «Ад матай». В фотошопе. Я все правильно говорю? – я так и не поняла, был ли в его голосе оттенок иронии.
- Ну да. Я написала на белом ослике «Ад матай».
- Но как этот самый твой ослик из фотошопа забрел к нам на базу, черт побери!.. Извини…
- Я не знаю. Я только знаю, что я написала «Ад матай». На белом осле.
***
- Это я виноват, - повторил человек средних лет, в гражданской пропыленной одежде, сидевший напротив командира.
Дан устало смотрел на своего собеседника, который, оказавшись вдруг сидящим на стуле напротив, пробудил его своей репликой ото сна, застигшего командира прямо за рабочим столом. А между тем, ему снилось, как он только что поставил наконец точку под закорючкой вопросительного знака, отложил кисть, а белый холст почему-то медленно побрел от него прочь…
За стенами палатки нетерпеливо ждали сотни его молодых подчиненных, а дома каждого из них еще более нетерпеливо ждали родители. Он сам уже на протяжении почти трех часов раскаивался в своем решении держать их накануне субботы лишних пять часов на базе.
- Это я, а не они. Отпусти ребят.
- Но кто ты такой?
- Я же тебе говорю, - я тот, из-за кого на осле написано "Доколе?"
- Ты отец кого-то из солдат? Как ты попал на базу? - продолжал устало допрашивать Дан своего странного собеседника. Тот был одет в шорты и футболку, на голове его была небольшая вязаная кипа, - командир мог бы поклясться, что пять минут назад ее не было, впрочем, он, скорее всего, просто не заметил.
- Ну, пусть так. Пусть. Я отец одного из солдат. Как прикажешь...
- Кого именно? И как ты прошел на базу? - настаивал Дан.
- Не волнуйся, я не обходил охрану. Охраняют твою базу очень хорошо. Я же говорю, они не виноваты. Никто из них не виноват. Виноват только я один. Поэтому я и здесь, и прошу тебя: отпусти их.
Командир протер глаза, потому что понял, что на голове его собеседника по крайней мере на протяжении последних двух минут красуется панама болотного цвета, а обут он в немодные сандалии - кажется, много лет назад они назывались "танахийот".
Он зажмурился, потом открыл глаза, и перед его взором предстало именно то, что он только что для пробы визуализировал: его визави на этот раз был одет в полный прикид обитателя иерусалимского района Меа Шеарим.
- Ну, ты же понял правила игры, да? - спросил он, заправляя пейсы за уши. Потом снял шляпу, под которой оказалась большая черная кипа, и продолжил: - я буду выглядеть так, как ты захочешь. Все, что захочешь. Только отпусти ребят. Я и так уже очень виноват перед ними. И не только перед ними...
Внезапно у командира в глазах вспыхнула отчаянная, огромная надежда. Он уставился на собеседника, потом вскочил и стукнул кулаком по столу:
- Так какого черта! Почему ты медлишь, черт тебя побери! У меня огромный минус в банке, мой брат три месяца не может найти работу и, кажется, собирает документы в Канаду, а мой отец неизлечимо болен!
- Отпусти солдат в отпуск, - тихо повторил его собеседник. - Надеюсь, ты понял, что они не виноваты.
- Конечно, они не виноваты. Потому что это я написал на осле "Ад матай"! И это обращено к тебе, черт побери!
- Ты их отпустишь? - настаивал сидящий напротив него человек, и командир, протирая глаза, в которые, кажется, попал песок, уже и не пытался уточнить, как именно тот выглядит в данный момент. Он отвернулся, чтобы взять телефон, и через минуту, вновь обернувшись к выходу из палатки, ничуть не удивился тому, что в ней, кроме него, никого нет.
- Все свободны, - сказал он в телефон. - Никто из них не виноват. Да нет, никто не сознался. Это я сознаюсь: я сам написал на осле "Ад матай". Да, я. Потом объясню. В общем, через пять минут чтобы на базе никого, кроме дежурных, не было…
Командир отключил телефон, закрыл глаза и прошептал: "Ад матай?..".
***
Человек сидел на земле, вытянув ноги, прислонившись спиной к дереву с мелкой колючей листвой. Место его отдыха располагалось на холме. Он видел перед собой песчаную пустыню и невысокие горы на горизонте. Он находился здесь уже пару часов. Он не торопился, ему нужно было принять решение. Он обдумывал разговор, в котором участвовал сегодня утром. Рядом с ним стояла бутылка от кока-колы с потрепанной этикеткой и облупившейся пробкой. В этой емкости, заполненной наполовину, была вода, набранная из-под крана на ближайшей военной базе. Иногда он отпивал глоток и тщательно завинчивал пробку обратно. Время от времени он закрывал глаза, и, когда открывал их снова, пейзаж менялся.
Человек, сидевшей на холме среди песчаной пустыни, достал из кармана телефон. Связь была плохая, но страница фейсбука в конце концов появилась на экране. Но еще раньше, чем это произошло, пока аппарат с трудом искал сеть, внимание его хозяина отвлекло нечто, происходящее за пределами экрана.
Краем глаза он уловил вокруг движение. Справа и слева. И понял, что это не ветер.
Он выпрямился на вершине своего холма, наблюдая невероятную картину. Вокруг со всех сторон, от линии горизонта, к нему двигались ослы.
В Негеве бродит много бедуинских ослов, в том числе и без присмотра. Но эти не бродили. Эти целенаправленно шли. Они направлялись к одной точке в центре круга, и этой точкой посередине Вселенной был он.
У всех ослов на боку были видны нанесенные темной краской буквы.
«Нет, нет», - думал человек, в отчаянии глядя на приближающиеся к нему ожившие немые упреки, которые медленно сжимали кольцо. – «Я знаю, что все думают, что пора. Но пока еще… Еще не…»
Он опустил голову в отчаянии, и его взгляд упал на экран телефона.
...Ну, так совпало, что именно за пару секунд до этого я решилась поделиться наконец с миром своим созданным в фотошопе шедевром.
Как я оказалась в его ленте? Я думаю, что он был на меня подписан. И на вас тоже. Да, и на вас…
Короче, в этот момент на экране он увидел то же самое, что происходило вокруг него. Он увидел еще одного - моего - ослика с надписью "ад матай?".
И еще он увидел Храм.
И тогда он спустился с холма и сел на оказавшегося ближе всех ослепительно белого ослика.
Он медленно направился на север, возглавив караван, и остальное стадо потянулось за ним следом. Сгущались сумерки, поэтому невозможно было заметить, когда и каким именно образом исчезли с боков каждого из ослов уже ненужные надписи «Доколе?», большие и маленькие, каллиграфические и небрежные, сделанные разными почерками, темно-коричневой и черной краской…
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2013-07-04 04:46 am (UTC)no subject
Date: 2013-07-04 07:14 am (UTC)Вторая сказка Бормора вообще в струю страшно попала.
Можно сказать иносказательно, что мне , как воину света, вчера предъявили иск за сексуальные домогательства, в свете освобождения принцессы. Так что, в точку так, что слов нет.
no subject
Date: 2013-07-04 09:11 am (UTC)no subject
Date: 2013-07-04 05:59 am (UTC)Хорошо,что в мое время мобильников в армии не было
no subject
Date: 2013-07-04 07:14 am (UTC)